Рыба.
Мне кажется неправильным называть наступающий год каким-либо именем, валяющей дурака Свиньи, там, или парящего Орла, или падающей Табуретки. Год, имхо, надо называть/именовать после того как он закончился, и в соответствии с тем, как он прошел. Возможно будет сложно найти какой-то один символ, но при желании это осуществимо. Для меня 2018 год был годом Рыбы. Don't ask, каждый понимает как умеет.
Забавно. Похожая ситуация и с людьми или, например, с кораблями. Их называют перед "плаванием". Как вы яхту назовете, так она и поплывет? Спорно. "Титаник" хотя бы взять.
Вспоминается мнение одного моего коллеги (для знающих, это Новосельцев): "нельзя брать на серьезную работу человека с именем Аркаша". Он реально не рассматривал кандидатов с таким именем.
А вот Дон Кихот переименовал себя из Рыцаря Печального Образа в Рыцаря Львов после известного "подвига". И в архаичных культурах новое имя присваивалось после инициации (в зависимости от того, как инициируемый показал себя) и могло поменяться в зависимости от деяний имярек.
У Урсулы Ле Гуин в "Волшебнике Земноморья" знание истинного имени давало власть над называемым/названным существом/человеком.
Если взять "Бесконечную шутку" Уоллеса, влияли ли названия лет в "эру спонсирования" на события, происходившие в эти годы или я это вчитываю? Наделял ли Уоллес при написании книги названия лет "говорящими" смыслами?
Как-то подозрительно все это сильно коррелирует с Зеркало, isn't it?
Под cut несколько "рыбных" трансцендентальных фрагментов мира.
Когда засыпаешь, мысли, как ручные рыбы, сами просятся в руки. Но в этот момент трудно бывает всплыть, чтобы вытащить добычу на берег
Игорь Юганов
Вообще-то я рыба глубоководная, могу работать только под давлением
Андрей Тарковский
Выставка торговца рыбой (Неаполь)
На чуть покатой мраморной плите они спят грудами – вон те на смугловатой зелени, постеленной на мокрый камень, а эти в мелких кузовах плетеных, ставших темными от влаги. Покрыта серебристой чешуей, одна из рыбин снизу вверх горбато выгнулась, как рукоять меча в гербе, и серебро на ней мерцает в напряженном блеске. Покрыта серебристой чешуей, другая сверху, где прочие лежат наискосок, как серебро седое, с испода черненое в чекане, в страхе открывает рот, и кажется, что жаждет вырваться из груды. А стоит только раз увидеть этот зев, как обнаружится у той, что бьется суетливо, еще один, исторгший жалобу. (Поскольку рот, откуда звук исходит, пребывает в немоте, названье «жалобы» возможно здесь как символ...) И вот, пожалуй в результате размышленья, находим мы глаза. Они плоски, они лежат с боков, как будто скрыты под стекляшкой круглой, глаза, где мчались образы, омытые водой, покуда были зрячи. С тех пор они не изменились – в них такая же тупая безучастность: волне их взгляд известен. Такое ж снулое и плоское вращенье вхолостую, как у вагонных фонарей при свете дня. Но, противостоя волнению стихии плотной, они бросали верно и легко, рисунок за рисунком, намек и перемену на дно сознания, неведомого нам. Уверенно и молча неслись они, приняв однажды твердое решенье, запрятанное вглубь. Уверенно и молча каждый день они, бегущей тенью скрыты, боролись против струй, зажавших их в тиски. Но вот теперь они извлечены из долгих прядей созерцанья своего – лежащие плашмя, они иному миру недоступны. Покрытый черной влагою зрачок объят кольцом, похожим на дымчатое золото фольги. И страшно, словно при укусе резком, узреть непроницаемость тех глаз – и вдруг почудится, что ты стоишь перед сплошным металлом и камнями, увиденными как бы на столе. И все, что выгнуто, глядится как железо, и груда отливающих, как сталь, шилообразных рыб лежит безжизненно и грузно, как груда инструментов, а рядом с ними те, что отшлифованы и смотрятся как камни. Они лежат все тут же, один возле другого: округлые и гладкие агаты в коричневых, белесых и золотых прожилках, бело-румяный мрамор полосами, куски нефрита с огранкою овальной, частично обработанный топаз, горный хрусталь с шипами аметиста, опалы из медузы. Еще на них тончайший слой оставшейся воды, их отрезающий от тех лучей, которым они чужды, они как запертый ларец, который бесполезно было бы пытаться вскрыть.
Райнер Мария Рильке, пер. А.Солянова
Комментариев нет:
Отправить комментарий