среда, 29 августа 2018 г.

Аватара

Аватара (санскр. अवतार,  «нисхождение») — термин в философии индуизма, обычно используемый для обозначения нисхождения божества на землю, его воплощение в человеческом облике.






Перечитал на досуге эссе Александра Верникова "Божественный Толстой", в котором автор, хотя и в шуточной форме, но вполне наукообразно с привлечением мнений разных жизнеописателей Льва Николаевича, фактов его жизни и личных читательских впечатлений, пытается доказать, что Толстой был аватарой литературы, этаким божественным рассказчиком. Пара цитат.
"... находим в качестве доминанты, вернее, несущей и неколебимой основы одну только ровность, «объективность», беспристрастную равноудаленность от описываемого — неважно, пейзаж это, человек, животное или растение, — твердость, уверенность и глубиннейшую, кажется, что на клеточном либо молекулярном уровне, убежденность в знании «предмета речи».... или когда описывает глубочайшие, по разным — самым жизненным и самым смертным — поводам мысли и чувства Андрея Болконского, Наташи Ростовой, Анны Карениной, ее мужа Алексея или ее же любовника с тем же именем и вообще всех, всех, всех… И при этом мало кто возьмется оспаривать, что выпуклость и, так сказать, 3D живость, жизненность и живучесть толстовских описаний — равно от первого и от третьего лица — раз и навсегда врезаются в память.".

"...Толстой всюду в своих великих и не имеющих даже близко равных в мировой литературе романах, с неколебимой и ровной уверенностью говоря всегда от третьего лица, говорит как собственно автор, как бы анонимный, но несомненно и верно знающий, и знающий про каждого, каждую и каждое буквально ВСЕ. То есть говорит как всевидящий и вездесущий, не то чтобы присваивая эти атрибуты Бога-Творца, но — судя по спокойно-уверенной интонации — попросту и по естеству, или по сверх-естеству, их проявляя, короче — являя".
Ну и далее следует версия автора про аватару литературы.

Мне версия с аватарой не близка, хотя я могу подписаться практически под каждым сказанным в эссе словом по поводу изобразительной силы Льва Николаевича. И вот я думаю, что тут дело именно в этой прямо таки звериной силе его текстов, такой, что веришь, именно веришь, именно это будет чувствовать женщина в ситуации Анны, или какой-нибудь условный  Иван Ильич на смертном одре, или даже мерин из "Холстомера". Но только не Толстой всевидящ, а мы зашорены. Мы, читая его тексты, уже не представляем других вариантов, кроме показанных им. Его изобразительная сила как идеальные иллюстрации в первом экземпляре любимой книги, перечеркивают все другие интерпретации внешности героев. Его книги формируют наши представления о мире/жизни, которые не подвластны нашему непосредственному восприятию/переживанию. И наверняка эти представления неверные и/или однобокие. Думаю Толстой и его наследие не аватара божества, а скорее такой HR-manager всемирного масштаба, лишь немногим слабее, чем пресловутые оковы родного языка.


Вопросы:
  1. Как коррелирует с Ткань космоса?
  2. Как коррелирует с лекцией Андрея Зорина "Модернизация чувств. Как трансформируется эмоциональная культура?"
  3. Как коррелирует с вопросом сравнение классической живописи и современного искусства? Почему многим людям не нравится современное искусство, они его не понимают?
  4. Как коррелирует с вопросом сравнение голливудского и авторского кино?
  5. Как коррелирует с вопросом сравнение явлений массовой культуры и искусства?
  6. еще вопросы

-----
Update (4.11.2018):
Из интервью Авдотьи Смирновой:

Q: Окажись у вас шанс увидеть Льва Николаевича во плоти, какие вопросы вы бы ему задали?

A: ... Я бы к нему не обращалась с вопросом как к учителю, нет. Я бы спросила, как он мог придумать, что Кити чувствовала «мраморность плеч», входя на бал? Ведь он мужчина, откуда ему знать про это чувство?

...Несмотря на то, что туалет, прическа и все приготовления к балу стоили Кити больших трудов и соображений, она теперь, в своем сложном тюлевом платье на розовом чехле, вступала на бал так свободно и просто, как будто все эти розетки, кружева, все подробности туалета не стоили ей и ее домашним ни минуты внимания, как будто она родилась в этом тюле, кружевах, с этою высокою прической, с розой и двумя листками наверху ее.

Когда старая княгиня пред входом в залу хотела оправить на ней завернувшуюся ленту пояса, Кити слегка отклонилась. Она чувствовала, что все само собою должно быть хорошо и грациозно на ней и что поправлять ничего не нужно.
Кити была в одном из своих счастливых дней. Платье не теснило нигде, нигде не спускалась кружевная берта, розетки не смялись и не оторвались; розовые туфли на высоких выгнутых каблуках не жали, а веселили ножку, Густые косы белокурых волос держались как свои на маленькой головке. Пуговицы все три застегнулись, не порвавшись, на высокой перчатке, которая обвила ее руку, не изменив ее формы. Черная бархатка медальона особенно нежно окружила шею. Бархатка эта была прелесть, и дома, глядя в зеркало на свою шею, Кити чувствовала, что эта бархатка говорила. Во всем другом могло еще быть сомненье, но бархатка была прелесть. Кити улыбнулась и здесь на бале, взглянув на нее в зеркало. В обнаженных плечах и руках Кити чувствовала холодную мраморность, чувство, которое она особенно любила. Глаза блестели, и румяные губы не могли не улыбаться от сознания своей привлекательности.
Вот интересно, что первично, ощущения Авдотьи, которые сама она назвала "мраморностью" и потом прочитала об этом у Толстого, или упоминание Толстым некой "мраморности", которое Авдотья связала в сознании с некоторым новым для себя ощущением?

Комментариев нет:

Отправить комментарий